Легко быть ребенком, которому давно и ясно разъяснили, что такое хорошо и что такое плохо. «Если сын чернее ночи, грязь лежит на рожице — ясно, это плохо очень для ребячьей кожицы…» — и так далее. Взрослым труднее. Сейчас бы талант Маяковского очень пригодился, чтобы так же лаконично кое-что объяснить и нам. Мы растеряны, дезориентированы. Слишком изменились представления о добре и зле, прекрасном и ужасном, справедливом и несправедливом, допустимом и нетерпимом. Рушатся истины, которые веками считались азбучными. Если папу и маму уже называют родитель № 1 и № 2 — к этому как относиться? В народе всегда избегали без крайней нужды поминать черта — чтобы в самом деле не явился. Но что делать, если черти всегда рядом, причем не в сказочном, а в самом ужасном, сатанинском обличье? Смотрят на тебя день и ночь, нацеливают в тебя свои стрелы, окружены черепами, устрашающе подсвеченными изнутри…
Разговор у нас не отвлеченно-философский, а конкретный. Предмет разговора — объект на улице Линейной в Ратомке, который иногда называют «дом с чертовщиной». Он и воплощает собой смещение понятий и представлений. Кто-то из читателей слышал про него прежде, другие узнали из нашей публикации «Я пришел с тобой разобраться» в газете за 2 февраля 2018 года. В статье дом был скорее фоном, местом совершения преступления. Присмотримся к нему пристальнее.
Преступление же состояло в угрозе убийством. Житель Ратомки Денис Шнипов угрожал Денису Коробову, владельцу «дома с чертовщиной». Шнипов убеждал суд, что зашел к соседу лишь посмотреть, что он тут строит, поговорить, «разобраться». Зашел, дескать, по пути в лес за грибами, что подтвердил демонстрацией ножа. Но убедительнее для суда были доводы потерпевшего Коробова. Шнипов получил 1 год исправительных работ с удержанием 15 процентов заработка. Решение до сих пор пытается оспорить.
Диалог
В прежних публикациях других СМИ имя владельца дома не упоминалось. Прессы он избегает, живет с семьей в Витебске, бывая в Ратомке лишь наездами. Вот бы поговорить с ним, выяснить истоки его фантазий. Случай представился на днях, когда мне позвонили из Ратомки: «Дом интенсивно достраивается, подвозят материалы, работы идут днем и ночью с участием хозяина…»
Сооружение заметно изменилось. Черепа, черти, торчащие из ограды искореженные руки — это все на месте. Но стеклянный фасад дома-замка теперь закрыт причудливым переплетением гигантских щупалец — словно его захватил монстр-осьминог. Дениса Коробова я сразу не узнал. В суде он выглядел экзотично: бритая голова с косичкой ниже плеч, расшитая куртка с надписью то ли «Смерть анархиста», то ли «Смерть анархисту»… Сейчас он с напарником ворочал валуны перед домом и выглядел обычным уставшим работягой.
«Советская Белоруссия»? Разговора не будет!» После этих слов Коробов подошел ко мне, жестко пожал руку и еще раз сказал, как будто для убедительности: «Нет!»
Но почему же? Оказывается, в той статье я «написал бред» про то, как можно с ножом прийти в чужой дом. Возражаю, что всего лишь привел версию оппонента, изложенную им в суде, что мне лично бредом видится эта постройка и что хочу про это написать… «Это ваше право».
Диалог завязался. Из него позиции сторон ясны без комментария.
— Есть ли тут место для прохода пешеходов?
— Проблема в том, что никто не знает, где моя земля. Я задал этот вопрос в прокуратуре, чтобы мне предоставили генплан участка. Его не существует. Документы утеряны. Дело, которое должно храниться в сельсовете, утеряно, в Белгипроземе утеряно.
— Но вы же умный человек! Должны понимать, что место пешеходам нужно оставить. Вне зависимости от того, есть план или нет.
— Вы знаете, где мой участок проходит?
— Нет. Денис Михайлович, я хочу понять, имеете ли вы право на эти валуны, на эти конструкции. Да или нет? Закон позволяет или нет?
— Какие конструкции вы имеете в виду? Это водосток. Это функционально работает как водосток.
— На проспекте Независимости в Минске, возле ГУМа, допустим, возможны торчащие из стены руки и черепа — как думаете?
— У вас рука есть? Вас она не смущает? Меня это тоже не смущает.
— Но черные искореженные руки…
— И где вы видите искореженные? Обычные руки. По чему вы судите, что они черные? Они недоделаны. Я что, пригласил сюда и сказал, что у меня законченный объект? Нет. Я его делаю. Делать буду лет 10.
— Это мои ассоциации. Фашисты сжигали трупы, обкладывая их бревнами. Они сгорали, а между бревен торчали такие вот руки…
— Тогда вы должны подойти к любой электроподстанции и сказать: что же вы наделали! Где в законе написано, что череп запрещен? Где в законе написано, что запрещены руки?
— В законе не написано, что по городу запрещено ходить обнаженным. Но есть закон, который наказывает человека, если он оскорбляет окружающих своим внешним видом…
— Вы хотите сказать, что я оскорбляю чем-то?.. Эти руки оскорбляют ваши чувства?
— Да.
— Объяснитесь.
— Пытаюсь.
— Не понимаю. Вы меня с Гитлером сравниваете? Вы были в Барселоне? Нет? Были в Таиланде? Просто посетите страничку «Таиланд. Храмы»… Храм Веры. Храм Истины.
— Тогда давайте тела умерших в воду опускать. Индуисты — в Ганг, а мы — в Свислочь! И поджигать. Почему бы нет? Традиции! Вы говорите про Таиланд. А мы в Беларуси живем. У нас другие традиции.
— Если какому-то человеку аспирин не подходит, это не значит, что его нужно запретить. Мне не нравятся вон те окна, напоминают Освенцим. А трубы напоминают котельные, где жгли детей. Если вы считаете, что это оскорбляет, напишите. Что хотите.
— Вы помните мнение главного архитектора Минска?
— Где он сейчас?
— Под следствием. Это не отменяет его архитектурную квалификацию.
— Если вы посмотрите в интернете, сколько людей сюда подходят с детьми и фотографируются… А если какому-то ребенку страшно, то это не значит, что нужно террариумы запретить, зоопарки, где львы и медведи. Почему вы их не запретили?
— Животные — дети природы, как и мы. А ваша конструкция беспрецедентна. В истории белорусской архитектуры ничего подобного не было.
— Не только белорусской, но и мировой.
— Поэтому и хочу ее оценить. Не полагаясь на свой вкус и представления о красоте — чтобы профессионалы оценили.
— Без проблем!
— Не возражаете?
— Снаружи — пожалуйста. Фотографируйте!
Попытка понять
Еще я спросил у Коробова: «Ваш витебский дом так же выглядит, в таком же стиле?»
— Да. И внутри у меня так же хорошо, дети прекрасно себя чувствуют. У меня пятеро детей, всем нравится. Некоторые занимаются художественным образованием, некоторые поют и танцуют…
Для ясности скажу, что усилия Коробова как строителя вызывают у меня уважение. Домом владеет, как сам признался, более 20 лет. И еще 10 лет намерен достраивать. Про стоимость уже и не говорю: цветные металлы, литье, виртуозная ковка… Произведения искусства! Но неспроста же говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Почему Коробов отсылает в Таиланд и тамошние храмы? Если это храм, то какие обряды будут в нем отправляться, кому будут молиться? Сосед Коробова Эдуард Чужинов, в прошлом главный эксперт управления госэкспертизы Госстроя БССР, который пытается опротестовать строительство, не раз общался с Коробовым и утверждает, что тот позиционирует себя как сатаниста. Что так называемая «печать сатаны» вмонтирована в бетон перед калиткой неспроста. Что, по словам самого Коробова, уже изготавливается и будет установлена на участке 8-метровая статуя сатаны… Но тему сатанизма не хочу даже обсуждать. В конце концов это личное право каждого — выбирать, кому молиться. Вопрос в другом.
Вопросы, вопросы…
Дом Коробова — не хутор, не уединенный замок. Черепа своими глазницами обращены не внутрь строения, а наружу, на улицу жилого поселка Ратомка. Искореженные черные руки тянутся к нам. Это символы чего? То, что мы видим, — это красота в традиционном понимании или ее противоположность, извращение, уродство? Или мы уже не воспитываем в детях представления о прекрасном, разумном, добром, вечном? Воспитываем! Открываем Закон «Об архитектурной, градостроительной и строительной деятельности в Республике Беларусь». В статье 11 читаем: «…при осуществлении архитектурной, градостроительной и строительной деятельности должно обеспечиваться формирование полноценной и эстетически выразительной среды обитания путем соблюдения следующих особых требований к планировке и застройке городских и сельских населенных пунктов:
обеспечения функциональных и художественно-эстетических качеств населенных пунктов за счет органического сочетания архитектурных решений новых зданий и сооружений с существующей застройкой, памятниками архитектуры, градостроительства и природного ландшафта, использования национальных традиций и приемов застройки…»
«Дом с чертовщиной» хоть одному пункту статьи соответствует? А если нет, то почему продолжает строиться?
Из книги «В поисках красоты и гармонии» Владимира Прокопцова, генерального директора Национального художественного музея: «Градостроительство, сооружение новых кварталов — все, что называется искусственной средой, требуют необходимого эмоционального и образного обогащения, создания художественно осмысленной среды для человека. В этом плане монументальное искусство является важным фактором эстетического и идеологического воспитания, формирования у людей высоких патриотических чувств к своей Родине, народу, национальной культуре».
Книга издана в 1988 году, но разве сейчас сказанное неактуально? Или через 30 лет уродливые монстры и композиции из черепов стали служить эмоциональному обогащению?
Честно признаюсь, что не знаю, как расценить творение Коробова. Я растерян. Да, лично мне монстры кажутся омерзительными. Думаю, что композиции из черепов, копирующей знаменитую картину Верещагина «Апофеоз войны», не место в среде жилой застройки. Но к архитектуре мало подходит критерий «нравится — не нравится». В Минске и любом другом большом городе множество построек, вызывающих противоречивые оценки горожан.
Может быть, сооружение Коробова нужно включить в туристические маршруты как достопримечательность, показывать приезжим? Одних оно восхитит, другие ужаснутся. Какая разница, пусть едут, как едут в Рим или Несвиж, пусть смотрят, фотографируются, платят. А соседи пусть терпят.
Или мнение Чужинова (что возведение оккультного центра разрушительно действует на общество) и тех, кто его разделяет, тоже что-то значит?
Не выходит из памяти приведенная в первой статье оценка заведующего кафедрой психиатрии и наркологии БелМАПО профессора, доктора медицинских наук Романа Евсегнеева: «Среда, вещественная атмосфера влияют на психическое здоровье и состояние людей. Причем так, что человек не отдает себе в этом отчета… У нас есть набор вещей, знаков и символов, социально табуированных. Набор запретов — в менталитете, культуре, традициях. Это касается и черепов…
Если 15 минут постоять возле такой стены, состояние человека изменится, любого! Не в лучшую сторону. Для психического здоровья людей это очень плохо. Без сомнения — плохо! Почему это было построено — вопрос к властям и архитекторам».
Приезжие, допустим, приедут и уедут. А соседи, Чужинов и другие, останутся здесь жить. Они видят «социально табуированные» символы не 15 минут, а постоянно. Разве они не имеют права на защиту своего психического здоровья?
Не буду напоминать другие, уже приведенные в первой статье оценки. Назову новые. Специально пригласил в Ратомку депутата Минского горсовета Павла Бочарникова, интервью с которым под заголовком «Неравнодушие есть действие» было опубликовано 18 октября. Он переживает за Минск, озабочен проблемами его развития. Полагает, что следует выработать (с участием авторитетных социальных групп горожан) стратегию развития столицы. Он предлагает коллективно определиться, что в нашей жизненной среде необходимо, нежелательно, а что и недопустимо. Ратомка тоже заслуживает такого подхода.
Увидев «дом с чертовщиной», депутат, мягко говоря, опешил. Осмотрел, сфотографировал. Сказал известное: наша личная свобода заканчивается там, где начинается свобода других. Его резюме: «Это просто вызов обществу! Это плевок. Я хочу — и плюю». Депутат даже не знал, что еще в августе 2018 года ГАИ запретила участие в дорожном движении принадлежащего Коробову автомобиля «Тойота-Лэнд-Крузер 200». Она была украшена символикой (догадайтесь какой), выступающей за контуры машины непредусмотренной конструкцией. А Коробов, говорили мне в Ратомке, по-прежнему на этой машине ездит: «И сегодня ездил».
Обратился я и к отцу Александру, служащему в ратомском храме Святых апостолов Петра и Павла, попросил его мнение относительно «дома с чертовщиной».
«Это нехорошо. Может, у человека какая-то болезнь… Но есть же законодательство — в плане архитектуры и строительства, какие-то нормы…»
Продолжая сомневаться, я спросил мнение художника Олега Карповича, чьи иллюстрации, шаржи и карикатуры вы можете видеть на страницах нашей газеты и на выставках. Он был категоричен:
— Череп — символ смерти. Его изображение уместно только как предупреждение о смертельной опасности: «Не влезай! Убьет!» В публичном пространстве государство должно вообще его запретить, как запретило изображение нацистской символики. И если это не сделано, это упущение.
— Но череп с костями был не только на пиратских флагах. Его использовали в символике разных армий, задолго до СС.
— Если когда-то, где-то это и было допустимо, то только не в современной Беларуси, где носители этой символики уничтожили каждого третьего…
Я не слышал ни одного одобрительного мнения. Впрочем, от одного из соседей Коробова прозвучало такое: «Не мое дело».
